Газета “Любимый город”
30 октября 2019
Автор: Виталий Баранник

ОЛЕГ ВОЛОЩЕНКО: «Для меня непреложная истина, что в актерской профессии важно «гореть»

Это интервью с ведущим актером театра им. Леси Украинки Олегом Волощенко откладывалось два месяца ввиду его невероятной занятости в кино. Сейчас он снимается сразу в нескольких крупных проектах. Поэтому в родной город приезжает на очень короткое время, чтобы сыграть в спектакле и опять спешит на съемочную площадку. Но перед очередным спектаклем выделил час, чтобы пообщаться с журналистом нашей газеты. Разговор получился очень интересным, потому что собеседником Олег оказался достаточно откровенным, эмоциональным и ироничным.

– Олег, в крайнем спектакле прошлого театрального сезона «Тартюф», Вы заявили, что это последний Ваш сезон в театре и Вы полностью посвятите себя работе в кино. Судя по тому, что Вы снова играете на сцене, это была шутка?

– Поклон в «Тартюфе» – это вообще отдельный спектакль. Тут все зависит от зала. Насколько он «накачан». На этом поклоне я просто «купаюсь», по настроению. Что касается заявления об уходе в кино… Если народ хочет слухов – пожалуйста. Я понимаю, что актерская профессия обрастает байками. И не только театральными, а в первую очередь – околотеатральными. Все всё знают обо мне. Все знают, чем я живу, чем дышу, о моей личной жизни. Но «знают» – в кавычках. Поэтому это такая ирония. Но ирония, ни в коем случае не над зрителями, а над ситуацией, когда обо мне рассказывают абсолютно невероятные вещи. Меня это забавляет. То, что актер иногда слышит у себя за спиной… Поверьте, там не одну книгу.

– Но поверить этому Вашему заявлению было очень легко с учетом Вашей большой занятости в кино. И все-таки, почему сейчас, когда Вас активно приглашают работать в кино, Вы продолжаете работать в театре? Ведь это, помимо всего прочего, и очень тяжело постоянно мотаться на съемки и обратно в Каменское.

– Я на сегодняшний день не могу ответить на этот вопрос логически. Потому что мое присутствие в театре Каменского – алогично. Если говорить с точки зрения своего здоровья и времени.  Сегодня я приехал экспрессом из Киева буквально несколько часов назад. Сейчас отыграю спектакль и опять на экспрессе возвращаюсь в Киев. Потому что утром уже должен быть на съемочной площадке. Жить в таком ритме очень тяжело. Поэтому иногда чувствуешь себя в какой-то прострации, что иногда приводит к анекдотическим ситуациям. Я сегодня, например, расплатитлся и забыл покупки на кассе в супермаркете. Причём все. Лишний повод улыбнуться над собой. Но иногда задумываюсь: «А для чего мне все это нужно?» И ответ очень прост. Это моя жизнь. И мне такая жизнь нравится. Мои киевские коллеги иногда надо мной подшучивают: «Что, опять в свое Каменское едешь?» Да, потому что отдать 20 лет театру и просто так обрезать пуповину, которая тебя все эти 20 лет взращивала как актера, я пока не хочу. Театр – это не стены. Театр – это люди, жизнь. Я могу, конечно, полностью уйти в кинематограф. Но пока мне удается продолжать работу в театре, совмещая ее со съемками – я не хочу этого делать. Я не представляю себя просто актером кино. Да – это класс. Да – это кайф. Но кино – это технологии, как не крути. Это очень сложные технологии. Это ювелирная актерская работа. Ты должен выйти на съемочную площадку, и сразу попасть в «яблочко». Это сложно. И в кино ты каждый день чему-то учишься, что-то узнаешь. Это нескончаемый процесс. Кино – это окончательное решение и точка невозврата. Но никакого духовно-эмоционального полета, который можно испытать в театре на сцене, в кино нет. В театре все по-другому. В театре ты за два-три часа можешь прожить целую жизнь и умереть. Ты чувствуешь дыхание зрителей. А в кино дубль и все. И ты думаешь порой о каких-то технических вещах. Например, если ты взял в кадре чашку этой рукой, то значит и далее у тебя эта чашка должна быть именно в этой руке. Всё не так однозначно.

– Кстати о особенностях кинопроцесса. Вы ведь – театральный актер. Учились в театральном ВУЗе, работали на театральной сцене. Но в кино совсем другой принцип работы. Многому приходилось учиться, переучиваться?

– Нет ничего невозможного. Я, когда в первый раз попал на съемочную площадку, то задавал какие-то вопросы режиссеру, и он мне сказал, что просто нужно начать сниматься. Я понял, о чем он говорит и начал впитывать все, как губка. Я в этом плане, пожиратель всего, что вижу. Мне важно узнать: что это, кто это, как делается это, как получается то. Мне нравится наблюдать жизнь и впитывать в себя все новое. И в кино это качество очень ценно: наблюдать, принимать и затем выдавать в кадре то, что ты постиг, чему научился, нырять вглубь своего персонажа. У нас в Украине в большей части нет профессиональной киношколы. Сейчас появляются какие-то околокиношные студии, где преподают точно такие же люди, которые мало что знают о профессии киноактера, и актерства вообще. К счастью есть конечно приятные исключения. Дело в том, что киноиндустрии такой как в Европе или в Голливуде, у нас в Украине – пока нет. У нас все это в стадии роста. Во всех смыслах. От организации кинопроизводства до момента как актеру жить в кадре. Но это путь, который нужно пройти, и по которому мы идем довольно успешно. У меня много друзей, коллег и моих бывших сокурсников, которые сейчас много снимаются и у них это очень отлично получается. Я сейчас снимаюсь у Ахтема Сейтаблаева в сериале «Доброволец», так там практически все актеры родом из Днепра или учившиеся в Днепропетровском театральном колледже: Олег Шульга, Сергей Деревянко, Александр Пожарский. Я уже много раз об этом говорил, что если бы не было 2014 года, то никто бы этих актеров так и не знал бы. Они так бы и работали в своих театрах, радовали бы свою публику. Потому что всё что было связано с кинопроизводством в Украине было не в нашу пользу.

– Вы говорите, что постоянно учитесь, постоянно впитываете в себя информацию. А чему Вы научились у голливудских актеров, с которыми вместе снимались в «Захаре Беркуте», где в частности работали с живой легендой Голливуда – Робертом Патриком?

– Роберт Патрик для меня был легендой. Я говорю именно «был», потому что когда пообщался с ним, моё ощущение «легенды» и недосягаемости стало реальностью. Он живой, искренний человек, великолепный актер и профессионал. А чему научился (задумчиво)… Я не знаю, поймут ли правильно мою мысль читатели этого интервью, но я увидел себя. Увидел себя в плане «безбашенности». Испытал это чувство, когда мы работали с Алексом МакНиколлом, репетировали нашу сцену боя. Если ты не «горишь» на сцене, в кадре, не хочешь через усталость, через постоянное преодоление чему-то научиться, то ничего не будет. Это основная движущая сила. Я не говорю о контрактах, гонорарах и тому подобное. Нет, это именно – кайф от профессии. Я это вижу и в наших актерах, но в голливудском ансамбле, который был у нас на съемках, я это увидел в каждом из них. Потому что для них – это Профессия с большой буквы. Они понимают эту профессию немного иначе и отдаются ей полностью. У нас еще иногда за актерами тянется «совковая мишура» почитания на лаврах, и они не могут от нее избавиться. Которые ощущают себя примерно так: «Я Заслуженный, Народный артист, а ты мальчик отойди и постой рядом, не мешай Мэтру». У голливудских актеров такого нет. В кадр входит обычный человек, у которого есть свое Ремесло. Да, его знают и любят во всем мире, но он этим не кичится. И начиная работу над новой ролью, он готов покорять эту гору снова. Для меня непреложная истина, что в этой профессии важно «гореть». Это то, что ты любишь, то чем дышишь, чем живешь. Иначе все эти усталости, которые я сейчас испытываю, для обычного человека могут быть просто губительны. В этом плане, актеры сумасшедшие люди. Это правда. Потому что иногда такие нагрузки приходится преодолевать, что сам удивляешься откуда силы на это.

– Между прочим, Александр Березань, режиссер сериала «Абсолютно брехлива історія», в котором Вы тоже сейчас снимаетесь, весьма высоко отзывался о Ваших профессиональных качествах. Он говорил, что Вы работаете по-голливудски, как настоящая голливудская «звезда» и очень серьезно подходите к работе над ролью.

– Когда за глаза хвалят, это приятно (смеется). Спасибо Саше за оценку. Ему я верю. Он замечательный режиссер.

– Я, когда с ним общался, хотел выяснить, почему он утвердил на роль настоящего украинского богатыря именно Вас. Ведь в театре Вы играете хитрого и порочного Тартюфа, не обладающего выдающимися физическими данными, а в кино преображаетесь в крутого бойца. И он мне ответил, что не видел Вас на сцене в этой роли и у него не было стереотипа, но ему порекомендовали Вас, как «богатыря» и Вы показали ему настоящего украинского Козака, то, что он и хотел увидеть.

– Сам момент трансформации для меня очень важен. Это самый большой кайф, меняться из роли в роль. Меняться кардинально. От внешнего к внутреннему, или наоборот. У каждого своя актерская кухня. Я такой актер, что мне помогает в работе над ролью, внешний облик. Я увидел свое отражение и понимаю, что это уже не я. И дальше уже прорисовываются мимика, жесты, походка. Это – магия. Мне часто задают вопрос о перевоплощении, но я не знаю, как объяснить этот вопрос на пальцах. Театральная школа, система Станиславского – это одно. Но однажды ты понимаешь, что уже просто живешь этой системой, она часть тебя, в крови, что твоя профессия слилась с твоей жизнью и по-другому уже никак жить не можешь.

– Перебираете предложенные роли? А то у Вас уже в кино сложился образ крутого парня, настоящего брутального мужика.  Может сложиться впечатление, что Вы соглашаетесь, только на конкретные роли. Кстати, если добавить к этому образу и внешние данные, то Вас можно смело назвать «Брюсом Уиллисом украинского кино».

– За Брюса Уиллиса – спасибо (смеется)! Но ролями я никогда не перебираю. Просто в кино у меня получается такая амплитуда: от безжалостного хладнокровного киллера до былинных персонажей. Видимо такой у меня типаж. И мне это нравится.  Все мои персонажи знают, как владеть оружием: от булавы до снайперской винтовки. Каждый из них – это глыба. На День Защитника Украины я видел плакат, на котором были изображены и стояли в ряд богатырь, казак, ветеран АТО и другие герои в разное время сражавшиеся за Украину. Я смотрю на них и вижу своих персонажей. Потому что все это мной сыграно в кино: Илья Муромец в «Сторожевой заставе», казак Тарас в «Абсолютно брехливой історії» и десантник Кацюба в «Позывной «Бандерас»». Разве это не повод для актерского счастья? Мама однажды спросила: «Сыночек, так хочу увидеть тебя в мелодраме.» Я ей отвечаю: «Мам, с таким типажом, только поцеловать трупик врага и улыбнуться». (смеется) Хотелось бы, конечно, попробовать что-то и другое. Все ещё впереди. В кино, в отличие от театра, работают с типажами. В Голливуде порой ради артиста снимают определенное кино. И если бы не было конкретно этого актера, то и фильма бы не было. В репертуарном театре в этом плане – проще не куда. Ты можешь сыграть многое. Актер театра должен уметь играть все: и зайчика-побегайчика и Гамлета. Но вместе с тем репертуарный театр не то, чтобы заставляет актера «пробуксовывать», но работа в нем подразумевает определенную несвободу. Меня приглашают работать в театре в Киеве. Но это называется «из огня, да в полымя». А меня это не устраивает. Для меня свобода – это все. Свобода во всем: от личной жизни до работы. Но именно «свобода», а не «вседозволенность». И в этом плане я очень благодарен театру, что в свое время мы нашли компромисс. Потому что удержать меня насильно – невозможно. Если я чего-то хочу, я этого добиваюсь.

– Но одной типажности для успешной работы над подобными образами недостаточно. Нужно обладать еще и определенными физическими данными. Я видел в интернете ролик, в котором Вы, в образе казака Тараса деретесь с целой толпой обрубком настоящего бревна. При чем, это было видно хорошо, вся сцена была снята одним кадром без склеек и монтажа.

– Я хочу сказать, что «Абсолютно брехлива історія» снимается не как сериал, а как полноценное кино. У нас все на самом высоком уровне: грим, свет, костюмы, интерьер. Что сцены с бревном, то репетировали мы буквально минут 40. Потому что особо много времени на репетиции нет. Я приехал, отснялся, уехал. Выделить целый день на репетицию – нереально. Мне показали, что и как нужно делать, хореографию и пластику боя и вперед. Нужно просто выучить хореографию боя, а все остальное – это уже твоя забота. И когда каскадеров спрашивают: «А что, Олег у вас без дублера работает?», отвечают: «Да, Олег у нас сам работает». И я могу себя считать уже частью их команды.

Когда наш постановщик трюков Дима Рудый дал мне бревно, я был мягко говоря несколько удивлен. Мне реально в руки дали кусок настоящего тяжеленного бревна. Ну ладно, думаю, бревно так бревно. Мы снимали эту сцену больше трех часов… Был август, страшная жара… Га следующий день у меня после этой сцены была такая жесткая «крепатура» по всему телу… Спина словно чугун. Вобщем было весело. Но, главное результат – отснятой сцене аплодировали на площадке все.

Я читал, что Вы побрили голову для роли Тартюфа, при чем сделали это без ведома режиссера и он был очень недоволен Вашим поступком. А что подвигло Вас на такой кардинальный шаг?

– Просто тогда я так увидел своего персонажа. Тартюф вообще неоднозначный персонаж. Мне хотелось внести в него что-то необычное.

– У некоторых актеров решение расстаться с волосами, меняло карьеру в лучшую сторону. Так было, например, у Гоши Куценко и Алексея Вертинского. Как Вы считаете, Ваша прическа (вернее ее отсутствие) влияет на Вашу популярность.

– Я надеюсь, что так оно и есть, солнце ярче отражается. (смеется). Это часть меня. Я не представляю себя в другом облике. Честно признаюсь, что иногда по приколу, начинаю примерять на себя в гримвагоне различные парики. Это забавно. Что касается прически, то повторюсь, что я иду от внешнего. Достаточно вспомнить Илью Муромца из «Сторожевой заставы». Я тогда смотрел на в зеркало и не узнавал себя. Сколько времени прошло после съемок, но эта роль для меня до конца визуально так и не понята. Я смотрел фильм и не верил что это был я.

– Симптомы «звездной болезни» пока у себя не замечали? 

– Нет. Ни “пока”, ни “тогда”, ни “потом”. Это мне не ведомо. У меня очень стойкий иммунитет на этот счет – я шел в эту профессию по любви. И у нас это взаимно.